Дозорные
В рамках подходящего к концу XVI фестиваля нового британского кино «Бритфест» показали сатирическую антиутопию «Лобстер » Йоргоса Лантимоса, чей фильм «Клык» шесть лет назад привлек внимание к новому греческому кино. О самобытном режиссере с родины Платона и Сократа мы сегодня и поговорим. Архитектора Дэвида (отъетый Колин Фаррел со смешными усами) бросила жена, и он загремел в Отель, где когда-то искал счастья его брат, которому сейчас 48 лет — и он пес (вот он, в ногах у Дэвида). Архитектора спрашивают о сексуальных предпочтениях (гетеро- или гомосексуальные отношения, функция «би» с недавних пор недоступна) и отправляют сдавать вещи (тут, как в тюрьме, оставить можно только мазь для больной спины, остальное придется сдать). В стерильной однушке, где окно с видом, тошнотно вежливая хозяйка Отеля (Оливия Колмэн ) проводит финальный инструктаж: на поиски «половинки» есть 45 дней, если не срастется — вас превратят в животное по выбору (Дэвид предпочитает лобстера; те живут по сто лет и столько же готовы к продолжению рода), из развлечений — гольф и джакузи (теннис только для парочек). Есть еще охота на одиночек, которые окопались в Лесу неподалеку, — 20 дротиков с транквилизатором на заход помогут заработать освободившимся узникам брака лишние дни пребывания в Отеле (по дню за каждое одинокое тело). Мастурбировать категорически запрещено, но каждое утро с уборкой номеров будет приходить симпатичная горничная (Ариана Лабед) и ерзать попой между ног у усталых мужчин («Сегодня вы достигли эрекции гораздо быстрее, это хорошо!»). Из этого ада социопата, где одиночество стало восьмым смертным грехом, Дэвид готов выбраться любой ценой — хоть с новой женой, хоть в изгнание в Лес, но и у «оппозиции» во главе с чумазой блондинкой (Леа Сейду ) свод правил не тоньше. Никаких привязанностей (даже за поцелуй нещадно карают), каждый слушает музыку в наушниках и танцует сам по себе — и не забудьте вырыть могилу на опушке, чтобы приползти туда умирать, если что. В англоязычном дебюте грек Лантимос, умеющий точечными изменениями превратить обыденную модель жизни в гротеск и высветить слабые точки многочисленных паттернов человеческого поведения, иронизирует не только над одержимостью современного общества парным существованием, но и над культом правды, искренности. Люди, которые не отдают себе отчет в том, что они делают, могут непреднамеренно выдавать ложь за правду (герой Бена Уишоу , например, находит супругу при помощи симуляции носового кровотечения, которое становится их общей фишкой). В социуме, где есть длинный перечень абсурдных нарушений, понятие правды тем более извращено (впрочем, о заботливой подмене понятий на примере одной семьи Лантимос рассказывал как раз в «Клыке»). Но главное открытие «Лобстера» — помимо галереи остроумных зарисовок о том, насколько глубоко в абсурд готов погрузиться человек, чтобы найти себе в пару практически двойника с хромотой, шепелявостью или далее по списку, — в трюизме, что правда никому не нужна. Гулкая многозначность финала возвращает человека к прописной истине, что все хотят правды, но не хотели бы ее услышать. Собственно, «Лобстер» — это взгляд со стороны, история одного человека, рассказанная другим. Закадровый голос Рейчел Вэйс разбрасывает намеки на дальнейшие сюжетные точки, а также очень литературно описывает жизнь Дэвида, который, возможно, все видит несколько иначе — попробуйте правдиво описать быт лобстера и не ошибиться. Этот метафоричный поток воспоминаний звучит тем удивительнее, что для Лантимоса речь — это лишь средство коммуникации, функция, которая, чаще всего, сводится к лапидарным высказываниям в духе уроков иностранного языка («Бифштексы — моя любимая еда», «Мой парень играет на гитаре и поет», «Если будут проблемы — выдадим вам ребенка, обычно помогает»). В «Клыке», который шесть лет назад принес греческому режиссеру приз Канн в секции «Особый взгляд», этот прием звучал особенно свежо, это еще не было приметой режиссера, чей стиль стал более-менее узнаваем, а метод понятен (впрочем, со временем не менее очарователен). Йоргос Лантимос родился в 1973 году в Афинах (земляки Платон и Сократ были упомянуты не только ради красивого словца, впрочем, сколько еще людей там родилось — не все стали прославленными режиссерами). Окончив режиссерский факультет киношколы Ставракоса, в течение 90-х он снимал рекламу, клипы и короткометражки для экспериментальных и танцевальных театров, а в большое кино заглянул впервые в 2001-м, когда стал со-режиссером картины «Мой лучший друг», которую снимал его наставник Лакис Лазопулос. На официальном сайте Лантимоса эта лента не упоминается, за точку отсчета взята экспериментальная «Кинетта» (2005) — снятая на трясущуюся камеру история про группу людей, которые собираются и дотошно воспроизводят разнообразные преступления (без последствий). Там же можно узнать, что греческий режиссер не чурается театра — поставил минимум четыре спектакля, среди которых «Платонов» 2011-го в Национальном театре Греции по ранней пьесе Антона Чехова (она же — «Безотцовщина»). Участвовал Лантимос и в постановке зрелищ более масштабных — он входил в команду, занимавшуюся церемониями открытия и закрытия Олимпийских игр в Афинах 2004-го. Идея же про группу странных единомышленников из дебютной «Кинетты» нашла продолжение в «Альпах», которую постановщик снял в схожей, нервозной манере, но уже с узнаваемыми механическими диалогами. Как видные антиутописты XX века, Лантимос в последних и самых известных трех картинах, идет на повышения — от окруженного забором коттеджа из «Клыка», где дети формируются под давлением извращенной родительской заботы, через тихий одинокий город в «Альпах» — до географической зоны еще шире в «Лобстере»: Город, Отель, Лес и слабая надежда на места с настоящими названиями, а не схематичными обозначениями в вывихнутом мире. Каждая картина Лантимоса — это правдоподобная, но охваченная метастазами сюрреализма вселенная, в которой какой-то реальный процесс пошел на полшага быстрее или медленнее, как будто голоса в метро объявляют остановки в рассинхроне, а капелла. Мир «Клыка» строился на том предположении, что индивидуально счастливая семья — папа, мама, сын, две дочери (одну из них играет любимица режиссера Ангелики Папулиа) — живут без голливудских фильмов, без жестокости и навязываемой сексуальности, а также с собственным словарем (автострада — сильный ветер, карабин — птица, «киска» — яркий свет). Тоталитарный патриархальный мир семьи, которая выдает зеленое за круглое, а зомби — за маленькие желтые цветочки, оказывается беспомощным перед естественными процессами или даже минимальным влиянием извне. Побег из-под родительского крыла для выращенного в таких условиях ребенка возможен только по привитым ему правилам — без коренного правого или левого клыка, который должен сам выпасть, чтобы дитя обрело свободу (такая уловка-22). У этой истории дрессуры (воспитание детей недвусмысленно рифмуется с дрессировкой собаки) оглушающе тихий финал — домашнюю трагедию в городе никто уже не услышит. О городских трагедиях и методах преодоления повествуют «Альпы», снятые два года спустя с той же Папулиа и женой Лантимоса Арианой Лабед (в «Лобстере» она играет горничную). Группа грустных людей (врач, медсестра, гимнастка и ее тренер) формируют коллектив под названием «Альпы», который помогает людям, понесшим утрату, к ней адаптироваться. Разузнав привычки и характерные фразы покойного, они на время заменяют семье близкого человека. Лантимос, соединивший диалоговый стиль «Клыка» и припадочную камеру «Кинетты» задается вопросом о наличии человеческой личности как таковой. Если человек — это набор фраз, привычек, функций и любимых блюд, а также певцов или актеров (местная одержимость — знать любимого голливудского артиста), то о какой индивидуальности вообще речь (вот Альпы — другое дело, они неповторимы, а каждый человек, увы, не ее вершина, даже если возьмет ее имя, как это сделали участники группы). Вне «работы» люди-»Альпы» живут примерно так же: что-то говорят, что-то спрашивают — выполняют функции, подчиняясь чьим-то запросам и оставляя о себе блеклое впечатление (любит Элвиса, пьет воду после тренировки, приговаривает какую-то чушь во время секса). Лантимосу особенно хорошо удаются зарисовки в духе «быть или казаться», пугающие анекдоты, которые глубже, чем кажется на первый взгляд (названия тоже говорящие, каждое — ключевой символ картины: клык, Альпы, лобстер). При просмотре его лент закрадывается мысль, что если кто-то в ближайшие годы и снимет по-настоящему ревизионистский научно-фантастический фильм, а не очередную симуляцию ужаса перед искусственным интеллектом или пространственно-временным континуумом, то это будет Лантимос, чувствующий абсурд того, что значит быть человеком. Впрочем, вряд ли ему это интересно.
