Киношные интервью
11 июня в российский прокат выходит дебютный полнометражный фильм Кирилла Белевича «Единичка» — военная драма, снятая по мотивам повести Александра Николаева «Мы все, не считая детей». В съёмках картины приняло участие множество молодых и не очень известных актёров, однако одна из главных ролей досталась Андрею Мерзликину , артисту, фильмография которого насчитывает около 80 проектов разных жанров и уровней сложности. Мы встретились с актёром накануне премьеры «Единички» и поговорили о молодом поколении зрителей, замполитах и о том, как важно рассказывать людям о войне. В год 70-летия Победы о Великой Отечественной войне говорят более-менее все, причём иногда противоречащие друг другу вещи, и для обычного человек все эти высказывания сливаются в гул, из которого почти ничего нельзя разобрать. Как вы считаете, как нужно сегодня говорить о войне, чтобы тебя услышали? И как настроить свой информационный канал так, чтобы снять шелуху и услышать главное? Есть люди, которые понимают драму той войны, помнят и очень остро её чувствуют, а есть значительная часть людей, которые слышали только краем уха… И нам, людям, которые, скажем так, обладают хотя бы небольшим количеством информации, нужно спокойно относиться к тому, что ведётся очень важная и нужная работа по просвещению другого слоя населения – это нормально. К сожалению, практика показывает, что почему-то именно эта часть истории начинает исчезать из сознания, из сердца наших будущих поколений. Глядя на современную политическую картину мира, к сожалению, становится понятно, что наличие таких пробелов ведет к катастрофе и лучше сейчас тратить силы и время на лозунги и воспитание населения, чем потом тратить ещё больше времени, денег, сил и даже жизней на то, чтобы постараться хотя бы вернуться в русло той реки, в которой мы с вами живём, и не доводить до того, чтобы она вышла из берегов и затопила всё в округе. Конечно, есть те, кого это обижает и кто кричит про пропаганду, но уверяю вас, даже при таком большом объёме найдутся и такие, до кого эта информация не доходит. Нужно искать золотую середину и относиться друг к другу с уважением. Плюс ко всему, если попытаться серьёзно ответить, то могу сказать, что раньше я предполагал, догадывался, а сейчас, после общения с определенными людьми, точно знаю, что существуют попытки вообще вымарать эту историю… Очень важно себя самоидентифицировать, жить с этим пониманием. Это необходимый базис, от этого отталкиваешься. И вы, и Кирилл Белевич (режиссер фильма «Единичка») говорите, что ваше кино направлено именно на молодёжную аудиторию. Как должно выглядеть военное кино для молодежи и чем оно отличается от советского? Во-первых, кино — это дело молодых, как бы ни обижались более взрослые люди. Его делают молодые для молодых. В кинотеатры ходят в основной массе молодые люди возрастной категории 18-23 — вот это основной зритель. Если мы хотим затронуть большую возрастную аудиторию, у нас есть телевидение. Что касается ремейков, я к этому отношусь очень положительно, потому что для людей, которые выросли, например, на фильме «А зори здесь тихие…» и относятся к нему как к чему-то святому, этот фильм никуда не исчез. Но есть зритель, который никогда не забьёт на Youtube в поиске «А зори здесь тихие…», чтобы посмотреть, ему просто не придёт это в голову. Когда появляется версия, которая заставляет молодого зрителя почувствовать, что она обращена именно к нему, с современными актёрами, которых он знает, которых он любит, – это замечательно. Многие упрекают творческую команду новой версии «А зори здесь тихие…» за то, что они всё слишком тщательно разжёвывают, говорят, что старая версия более метафоричная и образная, но это потому что зритель был немного более воспитанным, насмотренным, начитанным, и сам в процессе созерцания картины о многом догадывался. Сейчас нужно немного подробнее показывать, иллюстрировать. И это не хорошо, и не плохо, просто опыт смотрения сейчас совсем другой. Мы росли в других условиях. Когда я был маленьким, я из книг и кино узнал про пытки — иголки под ногти, обливания ледяной водой, и т. д., я боялся этих пыток и знал, верней догадывался, что я-то скорее всего рассказал бы «военную тайну», не выдержал бы испытания. Мне было неудобно, я хотел быть как герои фильмов, и я никому не мог в этом сознаться. Современное поколение вряд ли в детстве жило с рефлексией «А выдам ли я тайну?» (Смеётся). Сейчас нужно снова об этом говорить, искать новые векторы. И что ещё важно, ведь никто не заставляет снимать именно военные фильмы, просто у этих авторов в сердце отзывается эта тематика, и они берут и делают то, чем душа «забеременела». Сложно представить того же Рената Давлетьярова , который неожиданно с лозунгами ходит, с плакатами патриотическими. Но я точно знаю, что он, снимая фильм про войну, на эту тему реагирует сердечно, и он это сделал с искренностью. То есть это не госзаказ, как многие говорят. Давайте вернёмся к «Единичке». Во многом именно ваш персонаж отвечает за то, чтобы картина не лопалась от пафоса, как это иногда случается с современными военными фильмами. Это было сознательное решение? Надо сначала о персонаже моём рассказать. Есть такой большой пробел — история замполитов. Все о них знают, и всегда их показывают либо как отрицательных персонажей, либо как людей-лозунгов. И, как правило, они заставляют делать невозможное и гибнуть за просто так. Вокруг них много ненужной лжи и грязи. То же самое касается роли НКВД… Замполит — это отпечаток, это определённый склад характера, определённый способ размышления и общения с людьми, и иногда не совсем понятно, кто главнее, замполит или командир. У нас, в силу того, что командир моложе меня, и произошёл тот конфликт, который нам стал интересен. Это было очень правильное решение со стороны режиссёра устроить столкновение двух должностей, двух званий, двух людей, один из которых опытнее и старше по возрасту, а другой по званию. И это, наверное, дало какую-то правильную творческую искру. А я со своей стороны постарался сделать моего замполита максимально человечным, с недостатками и ошибками, но живого. И я старался это сделать не в лоб, избежать красных лент и транспарантов. Сейчас очень сложное производство, и мы не можем, как наши кинопредки, снимать одну сцену несколько дней. Просто физически нет времени продумать все детали и нюансы, придумать какую-то сверхидею, изучить все нюансы. Скорости просто безумные, и если в кино чувствуется наличие таких мыслей, то это повод ставить режиссеру памятник. Вопрос про скорость. Если посмотреть не в формате одной картины, а в формате актёрской биографии, вы на какую-то космическую скорость вышли. У вас на 2015-2016 годы уже заявлено больше десятка проектов… Но среди них короткометражки — это один съёмочный день. Не думайте, что мы работали целый год над этим. Пришёл, снялся и ушёл — уже фильмография! (Смеется). В которой уже скоро будет 100 ролей… Ну, не 100, 80. Ещё 20 картин — это года три. (Смеется). Это какая-то внутренняя потребность — постоянно находиться в работе? Многие актёры говорят: «Я люблю отсняться, два месяца полежать, подумать, и снова в бой…» Ну, не потребность, но оно так происходит. Образно говоря, я так живу, не в смысле, что я чем-то жертвую или мне чего-то не хватает. На самом деле, это тоже миф, время свободное есть. Вот я дома просидел шесть месяцев. Не пролежал, а просто не было работы. С сентября до Нового года. Потом появилась какая-то работа интересная, потом опять ничего… Так и живём. Зато, когда есть свободное время, появляется возможность поработать с дебютантами… Может, расскажете про одну из таких работ? Например последняя, с режиссером Виктором Сидоровым. Человек старше меня, занимался IP-технологиями, встретил меня на улице и спросил: «Как стать режиссёром?». Я говорю: «Я — актёр. Я не знаю, как режиссерами становятся. Сходите, например, на высшие режиссёрские курсы». Через год он звонит и говорит «Андрей, я заканчиваю первый курс Высших режиссёрских курсов, мне надо снять курсовую работу». Я говорю: «Ну, давайте». Я снялся у него в дипломном фильме. Сейчас уже разрабатывают полнометражную версию этой короткометражки. Меня такие люди вдохновляют. Вообще, считаю, что надо короткометражное кино сделать национальной кинематографической идеей. Это стало бы очень хорошим толчком для всего большого российского кинематографа. Это и есть та самая ниша, где могут появится новые имена, новые режиссёры… Вот Жора Крыжовников , мы его знаем по «Горько» , «Горько 2″ , но вот он снял короткометражку «Нечаянно» , и я, сидя в зале, понимаю, что меня «растоптало», что передо мной большой зрелый мастер. Или Михаил Сегал снял короткометражку «Мир крепежа» , и она блестяще выиграла конкурс Кинотавра, потом он доснимает ещё три новеллы — получается фильм «Рассказы» , состоящий из новелл. На короткометражках же происходит главное – собирается команда. Вы, например, снимались в первом коротком метре Петра Буслова … Да — это всё возможность рождения новых кинобанд. Когда актёр с режиссёром сговариваются и двигаются дальше. Появляется своя группа художников, операторов. И это даёт продюсерам пространство для маневра, когда они могут жонглировать, исходя из коротких работ, принимать решение, кому давать возможность снимать фильмы. Вы до сих пор общаетесь с Бусловым? Вы же снялись в его новой работе «Родина». Это уже родственные отношения. Нас с Петром связывает линия глубочайшего уважения и признания. Мы уже взрослые семейные люди с детьми, но всё равно стараемся как можно чаще видеться и встречаться. Эта многолетняя творческая дружба привела к тому, что всё равно я нахожусь в дефиците его тепла, всё время жду, когда уже у нас будет возможность по-настоящему ещё раз соприкоснуться в производстве какого-то фильма. Именно в кино, потому что Пётр — это редкая планета в нашем кинокосмосе. Очень хотелось бы говорить о нём много и глубоко, но это будет лишняя патетика, Пётр и так знает, что я весь глубоко им пронизан. И когда мы говорим о чувстве правды, или когда мы говорим о фильме «Единичка», о чувстве естественного — это всё мне привил Петр в кинокартине «Бумер» , для него это очень важное чувство. Правды. Не справедливости, а именно жизненной правды. Правды персонажей. Кинокартина «Родина» выходит осенью, мы все её ждём, у меня там небольшой эпизод, но важный. Команда фильма – это как сжатый кулак, и в этой кулаке я, допустим, фаланга мизинчика, но чувствую единство со всеми ребятами и понимаю, что не могу их подвести. Мне кажется, она очень интересная с точки зрения драматургии, он показывает историю нашего с вами общества за последние 10 лет. Говорят, что большое видится на расстоянии, и чтобы увидеть нашу большую, необъятную родину, нужно уехать, допустим, на Гоа. Туда уезжали люди разных поколений, разных проявлений, профессий, конфессий, разной классовости, богатые…. И, мне кажется, Пётр как человек, который в принципе сам прошёл этот путь, может рассказать это правдиво. Посмотреть на нас с вами, в разрезе десятилетия… Развеять миф ГОА-синдрома… Вы сейчас сказали слово «миф», вот если вас представить героем мифа, то вы скорее созидатель или разрушитель? Мне хотелось бы думать, что ближе создавать. Я вообще за образность и аллегоричность. Я не люблю, когда любое событие раскладывают по полочкам, мне нравится недосказанность… Мои любимые актёры — это советские актёры. И не потому, что я тогда родился и тогда было моё детство, а в силу того, что то кино обладало метафоричностью и особым языком, благодаря которому я понимал, что со мной как с умным разговаривают. Сейчас такое удается единицам. Что такое авторское кино? Это когда есть свой киноязык, свой стиль, когда ты свои идеи проталкиваешь через какие-то личностные аллегории, образы… Мне это нравится, я себя чувствую умнее, лучше, интеллектуальнее, образованнее, если хотите. Со мной как с нормальным человеком общаются, когда я могу проявить и свои знания, свою начитанность, свою насмотренность, свою информированность. И я готов при просмотре какого-нибудь фильма в него погружаться, готов работать, думать. Поэтому я за мифологию, за сложные истории, которые хочется распутывать самому.
