Дозорные
115-летие Александра Птушко и 80-летие фильма «Новый Гулливер» Так уж совпали два знаменательных события — юбилей картины «Новый Гулливер» , которая стала прорывом в области объёмной мультипликации (всё-таки многим привычнее прежний термин, нежели «анимация»), и ещё более славная дата — 115 лет со дня рождения выдающегося мастера кино Александра Лукича Птушко. Правда, насчёт «Нового Гулливера» неожиданно обнаружились разночтения. Судя по печатным материалам осени 1934 года, лента была уже готова и ожидала выпуска к 17-летию Великого Октября. Несомненно, что в каком-то виде (пусть и частично) демонстрировалась на Венецианском кинофестивале в сентябре 1934 года, поскольку оказалась отмеченной призом жюри в составе советской программы и даже заслужила особое упоминание за смелые поиски оригинальности. В самом начале марта 1935 года, будучи включённой в конкурсную подборку «Мосфильма» на I Международном кинофестивале в Москве, получила грамоту, где в обосновании было также сказано о большом формальном мастерстве, а не только об идейной насыщенности и правдивости. Видимо, и в кинопрокат этот фильм вышел 25 марта, а не 25 августа (как указано в ряде источников), потому что отклики в прессе появились именно в конце марта. В любом случае, как раз с «Нового Гулливера» началась подлинная слава Птушко — в том числе и в мировом кинематографе. Потому что его новаторские технические эксперименты неразрывно были связаны с сутью рассказываемых историй. Более того — подобно Даниле-мастеру, молодому герою «Каменного цветка» , этот режиссёр всегда стремился ухватить и воспроизвести в собственных произведениях зачастую ускользающую, никак не дающуюся в руки, нередко мимолётную, как иллюзия, столь прихотливую и переменчивую, но неудержимо манящую, некую животворную стихию, чьей энергией призвано питаться искусство. Если всмотреться внимательнее, многие картины Александра Птушко на самом-то деле повествуют не только о возможности реализации даже призрачных надежд и мечтаний, но и о благотворной роли созидания в широком смысле этого слова. Поскольку подлинными творцами могут оказаться, помимо художников или тех, кто занимается настоящим ремеслом, вполне обычные люди, просто умеющие и способные, что называется, грезить наяву — начиная со старшеклассника, которому приснились похождения Гулливера в стране лилипутов. Да и последняя лента Птушко — вольный пересказ поэмы «Руслан и Людмила » (а к Пушкину он обращался не раз — и в ранней короткометражке «Сказка о рыбаке и рыбке», и в одной из поздних работ «Сказка о царе Салтане» ) — как бы подводит итог почти сорокалетнему художественному опыту по воплощению на экране «преданий старины глубокой». И книги как проводники в иной мир («Новый Гулливер» и «Золотой ключик» ); и малахитовая ваза, уподобленная живому цветку («Каменный цветок»); и гусли («Садко» ), и кантеле («Сампо» ), звучание которых производит настолько покоряющее впечатление, что может спасти одного человека и целый народ; и алые паруса корабля, благодаря чему казавшаяся несбыточной мечта становится реальной («Алые паруса» )… Александр Птушко — фактически поэт кино, который делает невозможное действительно возможным, воплощает самые невероятные фантазии, а главное, сам верит в то, что любая иллюзия подлинна, если только сильно захотеть её осуществления. В конце концов, кинематограф — это лучший способ одушевления даже того, что вроде бы не живо (вспомним, что «анимация» имеет один корень с латинским словом «анима», то есть «душа»). Сказочная или просто сказовая сущность практически всех произведений этого мастера кино — словно избранная им манера иносказания, с помощью которой автор проговаривается о более сущностном и вечном, нежели какие-то текущие злободневные темы (вот в этом плане спустя десятилетия можно предъявить определённые претензии творцу, излишне прямолинейному и чересчур социально-политически ориентированному в ряде фильмов). Но если вникнуть глубже, кино ведь такое искусство, которое является «сказкой о приобретённом времени» (перефразируя название одной из лент Александра Птушко, к тому же теснее связанной с современностью). И, опровергая классика, сказка — вовсе не ложь. Это вторая реальность, в чём именно и заключается её внутреннее родство с кинематографом, создающим параллельную действительность на основе уже существующей. Так что киносказочник Птушко был вдвойне творцом!
