Дозорные
75 лет назад фильм «Александр Невский» изъяли из кинопроката Припоминаю детский восторг, испытанный полвека назад, когда я смотрел на небольшом экранчике в начальной школе в далёком забайкальском селе копию фильма «Александр Невский» на 16 мм — особенно в сцене побоища на Чудском озере, а конкретно — в тот самый момент, когда немецкие псы-рыцари начали проваливаться в воду из-за разламывающегося у них под ногами уже непрочного льда. Поэтому я вполне могу понять сильное эмоциональное и мощное патриотическое воздействие данной картины на советских зрителей в конце 30-х годов. С ещё большей очевидностью это проявилось уже в годы Великой Отечественной войны, когда «Александр Невский» с триумфом вернулся на экран, действительно повлияв на стремительный рост национального пафоса у широкой аудитории, которая совсем по-детски проникалась благородной мстительностью по отношению к врагу, посмевшему вторгнуться в нашу родную страну. И есть прямые свидетельства тех, кто пошёл на другую войну с немецкими захватчиками, что лента Сергея Эйзенштейна во многом определила духовный подъём советских людей в их противостоянии куда более тотальному, чем в XIII веке, нашествию с Запада. Но мало кто теперь знает и помнит о том, что в сентябре 1939 года, то есть менее года после выпуска фильма, он был вообще изъят из проката, поскольку изменилась историко-политическая ситуация во взаимоотношениях СССР и Германии в связи с подписанием месяцем ранее так называемого пакта Молотова-Риббентропа. Ведь ряд фраз из «Александра Невского» мог прозвучать в новых обстоятельствах не только двусмысленно, но даже оскорбительно и вообще агрессивно по отношению к немцам, пусть всё происходящее на экране имело место почти ровно семь веков назад (кстати, когда в апреле 1942 года отмечалось 700-летие победы народного войска Александра Невского на Чудском озере, в пропагандистской кампании активно использовалась и лента Эйзенштейна). Взятый отечественным кино той поры курс на создание разного рода историко-биографических картин, которые должны были прославлять великое прошлое страны и вдохновлять ныне живущих людей на новые ратные, трудовые и творческие подвиги во имя Родины, максимально соответствовал сталинскому пониманию «роли личности в Истории». Но помимо внешнего и внутреннего контекста политического плана существует важный кинематографический подтекст личного триумфа Сергея Эйзенштейна. Он получил возможность наконец-то реабилитироваться перед советским режимом после целой серии незавершённых или неосуществлённых проектов. Практически это был первый фильм режиссёра, рано ставшего классиком отечественного и мирового кино, оказавшийся достоянием миллионов зрителей после почти десятилетнего перерыва. И хотя в «Александре Невском» можно найти отголоски типичного монтажно-поэтического кинематографа 20-х годов, благодаря чему Эйзенштейн и прославился прежде, данная лента уже несёт на себе все приметы трансформации творческого метода, к тому же приспособленного в явно вынужденных обстоятельствах к идеологии текущего момента и к претерпевшему существенные изменения в звуковую эпоху искусству кино как таковому. В этой картине Сергея Эйзенштейна парадоксально сочетаются кинематографическая поэзия и проза, сказовые и бытовые интонации, условность зрелища и приземлённость ряда деталей, открытый пропагандистский пафос и неожиданная искренность некоторых реплик, сказанных вроде как впроброс. Зная последующую эволюцию автора даже в пределах одного замысла (первая и вторая серия «Ивана Грозного» существенно отличаются друг от друга — как если бы были сняты с большим промежутком во времени), можно предположить, что «Александр Невский» стал для знаменитого режиссёра ещё и переходной работой в его попытках заново определить подлинную суть кинематографа не столько в сфере звукозрительных образов (это как раз лежит на поверхности и легко считывается, порою заимствуется и чуть ли не пародируется, как в известной короткометражке «Праздник Нептуна» Юрия Мамина ). Разумеется, идеи «внутреннего монолога в кино» тут в помине нет и быть пока что не может, однако косвенные намёки на возможность передачи на экране скрытого состояния души героев при помощи различных средств кинематографической выразительности уже наличествуют. «Неравнодушная природа», даже если она воспроизведена на пустыре около «Мосфильма» и вообще в павильонах киностудии, придаёт повествованию хоть какое-то иносказание.
