Дозорные
«Стачка» и теперь живее многих фильмов! Так уж получилось, что я не возвращался к «Стачке» Сергея Эйзенштейна , наверно, лет тридцать пять. А на днях довелось посмотреть её дважды подряд, причём, с разным музыкальным сопровождением за кадром (и намного лучше вариант, подготовленный ещё в 1969 году на киностудии имени Горького), что оказалось весьма существенным для восприятия этой революционной во многих смыслах, поистине новаторской картины. Между прочим, это был дебют в кино всего лишь 26-летнего театрального режиссёра-экспериментатора, который перенёс провозглашённый им в 1923 году в манифесте «Монтаж аттракционов» новый художественный принцип организации творческого материала с подмостков на экран. Хотя и в своих сценических опытах Эйзенштейн использовал специально отснятые эпизоды эксцентрического плана, как в «Дневнике Глумова» для спектакля «Мудрец», или же вообще размещал инсценированное действо непосредственно на заводе при постановке пьесы «Противогазы». Разумеется, в «Стачке» можно найти приёмы своеобразного «остранения» (почти по Брехту, который мог, по всей видимости, испытать влияние фильмов советского режиссёра, широко представленных в 20-е годы за рубежом, в том числе и в Берлине) — например, в сценах с полицейскими ищейками и привлечёнными ими для различных провокаций острохарактерными представителями криминального мира. И, вместе с тем, сразу же принятый начинающим кинематографистом (кстати, проект мог вообще не состояться, поскольку две кинопробы новичок загубил, и понадобилось поручительство оператора Эдуарда Тиссэ и директора картины Бориса Михина , чтобы Сергею Эйзенштейну позволили сделать третью попытку, более удачную — снятый материал даже вошёл в окончательную версию) метод работы как бы с реальной хроникой событий, запечатлеваемых у нас на глазах, позволил создать необычный симбиоз экранного зрелища. «Стачка» является не только захватывающим, энергично представленным при помощи «короткого монтажа», насыщенным разного рода метафорическими и более символическими деталями, а ещё сопоставлениями в духе будущей теории «интеллектуального кино», по-настоящему «драйвовым» (как сказали бы мы сейчас) и будто документальным киносвидетельством о том, как стачка зарождается, проходит несколько этапов и в итоге заканчивается безжалостной расправой властей над её участниками. Наличие иронических, комедийных, сатирических и вообще эксцентрических моментов, как и намеренное выделение в мощном кинематографическом повествовании о действиях целых толп людей явно бытовых, житейских, будничных зарисовок словно с натуры, позволяющих разглядеть особые человеческие лица и моментально считывающиеся характеры отдельных персонажей — всё это даёт возможность воспринимать фильм Эйзенштейна живо и непосредственно спустя 90 лет после его создания (кстати, первые кадры были хроникально отсняты на первомайской демонстрации в Москве в 1924 году, но потом Эйзенштейн передумал включать документальный эпилог, ограничившись титром крупными буквами: «Пролетарий, помни!»). Пожалуй, интереснее смотреть «Стачку» именно в ретроспективном (да и в перспективном) плане, встраивая эту ленту в культурный и исторический контекст не только эпохи монтажно-поэтического советского кинематографа 20-х годов, но и немецкого киноэкспрессионизма. Можно искать и находить переклички, допустим, с фильмом «Доктор Мабузе — игрок» Фрица Ланга , выпущенным у нас в прокат под названием «Позолоченная гниль» (к подготовке данной версии как раз был причастен молодой Сергей Эйзенштейн). Или же «перебрасывать мостик» к более социальным и политизированным картинам рубежа 30-х годов другого постановщика из Германии — Георга Вильгельма Пабста («Западный фронт, 1918″, экранизация «Трёхгрошовой оперы» , «Солидарность»). Да и в современном западном кино, особенно в Европе, где опять возникла мода на «идеологизированные фильмы», куда проще обнаружить отголоски эйзенштейновского понимания природы кинематографа, способного быть и провокационным, и манипулятивным искусством — естественно, в хорошем понимании этих слов, поскольку массовое воздействие на зрителей может оказаться оружием обоюдоострым. Но сквозь всё наносное и отпадающее прочь, как ненужная шелуха, просвечивает в «Стачке» нечто подлинное и первородное, обнажается сущностное и значимое. А главное — это кино до мозга костей!
