Рецензии на фильмы
В Англии образца XI века процветает христианство, а вместе с ним невежество и антисанитария. Медицинскую помощь нищим слоям населения оказывают гастролирующие по стране знахари-скоморохи, объединяющие городской перфоманс с рекламой лекарственных средств собственного производства. Когда мать малолетнего Роба Коула умирает от таинственной кишечной болезни, Роб впервые обнаруживает у себя талант (способность почувствовать поселившуюся в теле больного смерть). Мальчик решает стать лекарем и напрашивается в подмастерья к странствующему брадобрею (Стеллан Скарсгаард ). Через несколько лет Роб (Том Пейн) осваивает маркетинговые хитрости фармакологического бизнеса и процедуру ампутации конечностей. Но тайна кишечной болезни все еще остается непостижимой. Слепнущий брадобрей затормаживает образовательный процесс Роба, не желая поддерживать богомерзкий разговор о внутренностях человека. По совету знакомой гетеры Роб отводит протестующего учителя в иудейское гетто, где чистоплотный еврей возвращает брадобрею зрение хирургическим путем. От еврея Роб узнает о Мадрасе — многопрофильном НИИ, которым заведует мудрейший Авиценна (Бен Кингсли ) в далеком Исфахане. Еще Роб узнает, что год пути до Персии увенчается, скорее всего, множественными ножевыми ранениями, так как мусульмане не жалуют христиан. Заранее попросив у своего Бога прощения, Роб отправляется в путь и отращивает пейсы. Российские дистрибьюторы сравнивают потенциал экранизации романа Ноя Гордона с успехом (не столько, правда, локальным, сколько мировым) фильма «Парфюмер». Что, в общем-то, объяснимо: в обоих случаях фигурирует обласканная европейской аудиторией история о новаторстве и профессиональной смелости. Более того, структура построения сюжета идентична: сверхъестественный талант, посредственный первый учитель, четко поставленная цель и одиночное путешествие за добычей знаний в прогрессивную среду. На этом сходство заканчивается. Гордон затрагивает тему противостояния науки и религии (чего у Зюскинда с фонарем не сыскать) и классифицирует своих героев по линейному принципу «хороший, плохой, злой» (в «Парфюмере» оценка характеров отсутствует, как и рефлексия на почве этики). Режиссеру Филиппу Штёльцлю с трудом удалось избежать этих ярлыков: самый неоднозначный персонаж на весь фильм — капризный, но смелый и умный шах Ала ад-Даула (Оливье Мартинес ). Авиценна и Роб Коул олицетворяют собой всех средневековых ученых, готовых отстаивать свои позиции, корчась в пламени инквизиторского костра. Евреи (даже самые хорошие) — пугливые и жадные ксенофобы. Правоверные мусульмане, недовольные светскими реформами шаха, — кровожадные тупые дикари, которые мечтают сжечь Мадрасу со всеми ее обитателями. В этот момент «Лекарь» превращается в «Агору» Аменабара , где точно такие же дикари христианского вероисповедания, протестуя против научного прогресса, делают осознанный шаг назад в развитии. Как и в Агоре, здесь присутствует предатель-перебежчик и душераздирающая сцена агрессивного отказа от просвещения. На фоне которого Авиценна в своем грустном спокойствии очень напоминает Гипатию. Вроде бы Гордон целых пять лет потратил на создание романа, предварительно собрав по крупицам исторические данные и изучив обычаи описанных им народностей. Но строго говоря, это никакой не исторический, а приключенческий роман, и соответственно, фильм. Если его что и портит — так это упомянутая выше типизация персонажей и (совсем чуть-чуть) несмываемое выражение жертвенной невинности на лице Тома Пейна, чей герой умудряется трижды очень крупно согрешить с точки зрения всех упомянутых конфессий. Ирония в том, что даже сейчас, спустя 10 веков после описываемых событий, существуют разновидности вероисповеданий, запрещающих хирургическое вмешательство (растафарианство, Свидетели Иеговы). Да что уж там, до сих пор бушуют религиозные войны, в ходе которых ставится под сомнение необходимость некоторых аспектов образования. Пугает и настораживает тот факт, что социальные темы, затрагиваемые в самых разных фильмах последнего полугодия (будь то «Голодные игры» или «Жизнь Адель») так злободневны для России сегодняшней. Есть в этом какая-то нехорошая закономерность.
