Киношные интервью

 24 октября в прокат выходит фильм «Горько!» , производство студии «Базелевс», который многие уже называют по-настоящему народной комедией и энциклопедией русской свадьбы. Мы встретились с режиссером фильма Жорой Крыжовниковым (Андрей Першин) и поговорили об истории создании проекта, КВН, инопланетянах, Евгении Петросяне, русской комедийной традиции и возможном сиквеле «Горько! — 2. Поминки» После просмотра «Горько!» у меня не было никаких вопросов. Наверное, это показатель того, что фильм получился понятный, хороший, и к нему не придерешься. Давайте от печки. Как вы попали в проект? Я снял короткометражку «Проклятие» , продюсеры нашли меня «Вконтакте» и предложили встретиться. Изначально по сюжету фильма герои работали в московском event-агентстве — организовывали свадьбы. И вот им выпала возможность поучаствовать в тендере на организацию свадьбы Михаила Прохорова. Задача была такая: снять на микроскопические деньги в саду Эрмитаж некую историю тяп-ляп. Я ехал отказываться. Сказал, что мне это неинтересно, что это какое-то вранье и неправда. Но на удивление Леша Казаков (сценарист – прим. ред) и двое продюсеров, Нелидов и Бурец, начали мне кивать: «Да, мы тоже хотим, что бы было хорошо, давайте работать». Я им говорю: «Снимать в ноябре? Убогие пейзажи с голыми ветвями. Что вы вообще хотите зрителю показать? Давайте снимать весной и до весны доделаем сценарий». Для начала мы с Лешей переделали основной конфликт – так появилась тема родителей и детей. Потом мы все вместе поняли, что надо куда-то выбираться из Москвы. Какое-то место, которое будет визуально выразительным. Так выбор пал на море. В январе проехали по черноморскому побережью, и выбрали Геленджик. Переписали все под это место. Свадебный салон — это реально свадебный салон, и там именно такой плакатик висит. Мы специально под этот салон написали сцену. А откуда эта путаница с псевдонимом? Долгое время под названием фильма «Горько!»стояло имя Андрей Першин, и вот сейчас на всех плакатах Жора Крыжовников возник. Нет, это сразу было от Жоры. Я под своим именем работаю на телевидении за деньги, а под псевдонимом я делаю только то, что мне самому интересно. У меня был очень смешной случай с каналом ТНТ: они посмотрели «Проклятье» и пригласили меня к себе. А пока я ехал, они выяснили, кто я такой на самом деле. Я приезжаю, они мне говорят: «Слушайте, так вы снимали «Большую разницу», а мы не знали, что вы — такой». И они как-то были очень расстроены. Ведь для большинства людей, которые считают себя причастными к кино, телевизор — это плохо. Это халтура, это левой ногой и так далее. Я пытался объяснить, что вот «Проклятье» — это я, а «Танцы со звездами» и «Большая разница» — это мне продюсеры приносят сценарий и я снимаю за деньги. И как бы я не пытался повлиять на материал — это практически невозможно, особенно, когда сценарий приносят за сутки до съемок. Я слышала про ваш сценарий комедийного фильма, в котором инопланетяне подшутили над мужиком в деревне, напугав его апокалипсисом. И как этот мужик в попытках спасти жителей деревни ходит по домам, но ему никто не верит, и он в итоге спасает курицу и свинью. Есть ли у вас намерение снимать по этому сценарию? Этот сценарий постоянно все хотят как-то реализовать. Последним, как ни странно, был Александр Цекало , с которым я работал почти три года. На излете нашего сотрудничества он вдруг узнал от Саши Котта , что я пишу сценарии. Попросил дать почитать, и «Всё, мы будем снимать альманах из твоих короткометражек!». Ему не дали в Минкульте денег, он очень расстроился и сказал, что будет думать дальше. Алексей Учитель тоже что-то хотел делать с этими инопланетянами. Но лучше-то, наверное, самому. Естественно, самому лучше. Но весь вопрос в деньгах. Мы подсчитали, там летающая тарелка стоит пять миллионов. Вы зря смеетесь. Чтобы сделать хорошую тарелку, нужно много денег. Ведь весь фокус в том, что это реальные инопланетяне. Да, я помню, что они напугали его концом света, а потом выяснилось, что они просто межпланетные ассенизаторы. Ну да, просто они напились и захотели произвести впечатление. Во всех отзывах на «Горько!» сквозит набор каких-то более-менее одинаковых фраз про отсутствие пошлости и примирение зрителя с нашей действительностью. Во время написания сценария вы продумывали все это: что вам нужно соблюдать какие-то границы, что вам нельзя насмехаться над какими-то образами или чьими-то ценностями? Рассказываю как на духу. «Базелевс» в тот момент находился в зоне поиска малобюджетных проектов, чтобы их сразу все запустить и, таким образом, нащупать какое-то новое дыхание. Мы одновременно начали с Шамировым («Игра в правду» ) и Телегиной («Привычка расставаться» ). Каждый проект стоит полтора миллиона долларов, каждому проекту Тимур выделил внимания на две-три встречи. Это была такая волна, искали что-то новое в жанре, в режиссерах. Я находился в ситуации абсолютной свободы, делал то, что хотел. Я всем говорил — вот у нас есть кусок Босха, люди с золотыми зубами, которые лезут поздравлять и мы смотрим на них глазами главной героини. Я никого не идеализирую, но и не считаю их глупее себя. Вот это самая главная заповедь, которую я усвоил, когда учился у Марка Анатольевича Захарова. Я по профессии театральный режиссер. Нам педагоги постоянно говорили, что плохую комедию от хорошей отличает то, что в хорошей никто не играет глупее себя. Это может быть неловкий человек, не очень трезвый, нечестный или слишком откровенный, но не глупый. Потому что то, что делают «Enjoy movies» в «Острове везения» , где все играют каких-то дураков — это подход «Аншлага», Петросяна. Низовой юмор, когда смеются над тем, что кто-то глупее. Это то, что делал Задорнов в своем цикле про тупых американцев. Задорнов, это, кстати, еще высшая форма этого жанра. Я, в связи с тем, что занимаюсь изучением комедии с института, смотрел целиком петросяновские спектакли. Абсолютно серьезно смотрел спектакль про Золушку от начала до конца на канале Россия. Потому что я понимаю, что это определенная технология, которую человек для себя открыл и работает по ней. Но самое главное условие его смеха: все, кто оказывается в зоне его внимания — это пробитые дураки. А мы пытались избежать такого. Про комедии мне хочется узнать. Почему у нас полная задница с комедиями за последние даже не знаю сколько лет? У комедии, так же как у драмы огромная история. Комедия положений и комедия характеров разделились еще во времена Теренция. Плавт писал комедии положения, а Теренций — характеров. И они идут параллельно, это два разных типа, связаны они через событийный ряд. Чем больше событий в истории — тем меньше характеров. И наоборот. Потому что, если ты постоянно реагируешь на привходящие обстоятельства, у тебя нет времени на то, чтобы раскрыть персонажа. Американская и вообще западная комедия идет по пути положений. Она гораздо точнее работает, только это никакой информации не дает, вовлечения нет. Ну смеешься ты, и всё. А русская комедийная традиция — это комедия характеров: Островский, Данелия , Рязанов — это истории про людей, где узнавание персонажа важнее того, что с ним происходит. Там не может быть много событий. У Мольера в так называемой «высокой комедии» минимальное количество событий — до семи на пьесу. Представьте себе: пять актов, три часа, и только семь событий! Но вокруг каждого события происходит такой ряд реакций, что мы узнаем, какие они, что они думают. Но что произошло в 90-е? Умерла традиция, потому что кино не стало. И на это место хлынули люди из самодеятельного телевизионного театра юмора, то есть из КВН. А почему они не унаследовали эти традиции? Потому что у них нет никакого специального образования, они просто соревнуются, кто лучше. Максимальный разбег того, что они делают — семь минут. Они никогда не задумываются, как удерживать зрительское внимание два часа. За счет чего? Острословы, шутники, они могут быть замечательными человековедами, но они не знакомы с технологией рассказа длительных историй. Поэтому у нас прекрасные скетчкомы, мне вот действительно нравится «Наша Раша», это характеры, это узнаваемо. Но это полторы-две минуты. Дальше они ничего не могут сделать. Дальше надо учиться. Существуют, конечно и такие, как капитан команды БГУ Виталий Шляппо , который делает оригинальные истории с нуля. Люди, которые съездили на запад, почитали книжки, сходили на семинары, провели огромную работу и дошли до некоего уровня понимания, что такое драматургия и как она работает. Но это единицы, по большому счету он один такой. Все остальные не понимают, что бывают разные комедии, что узнавание — это мощнейший рычаг удержания зрительского интереса. А продюсеры у нас в основном тоже оттуда. Тимур — это исключение, он начинал свою карьеру как художник-постановщик в театре, и у него другой уровень культуры. Поэтому, когда я пришел к нашим продюсерам, я сказал, что мы должны делать комедию узнавания. Потому что этого сейчас нет. Проблема современных российских комедий, на мой взгляд, в том, что мы вдруг начали ориентироваться на американскую комедию, которая выросла из других штанов. Их опыт, их традиции, их понимание структуры, того, как это надо писать — все это для нас сейчас не достижимо. Механическое перенесение — не прирастает. Я убежден, что российский зритель ждет и хочет другого. Что движет продюсерами, которые заново решают переснять хорошие советские комедии? Ремейк — это основа культуры. Вся культура движется ремейками. У Шекспира нет ни одного оригинального сюжета, все переделки. В ремейке нет ничего плохого, мы заново переосмысливаем наследие. Театр бесконечно этим занимается: когда очередной раз выпускают «Ревизора» — это ремейк, они берут и делают то же самое. И никто, заметьте, не возмущается по этому поводу. У вас уже есть ощущение того, что «Горько!» ждёт успех? Есть же разные шкалы. Уважение, статус, деньги. Что касается денег, я сюда шел не за этим, я на телевидении зарабатывал в разы больше. Поэтому что для меня успех? Мне повезло, что я у Захарова учился, потому что он эти вещи формулировал. Успех — это когда люди посчитают историю, которую ты рассказываешь, своей. Посмотрят, пересмотрят. Я вообще считаю, что хорошее от плохого или от среднего отличает то, что ты это пересмотришь. За редчайшим исключением. Понятно, что «Хрусталев, машину» ни один здравомыслящий человек пересматривать не будет, потому что это можно посмотреть только один раз. Но это отличное кино. Вы хотите продолжать снимать исключительно комедии? У меня есть ,конечно же, и драматические истории. Но тут такое дело. Если мне и, например, Сигареву, надо было бы рассказать одну и ту же историю — он за голову схватится, а я рассмеюсь. Я от юмора не смогу отказаться. Я не могу смотреть «Игру престолов» , потому что там никто не шутит. Я не верю в этих людей. Для меня юмор — это признак психического здоровья. Драму я очень люблю, мы когда снимали «Горько!», там было несколько сцен, когда я у плейбека исходил слезами. Например? Автозак, ссора у моря. Они (Александрова и Корешков — прим. ред.) так играли, что просто невозможно было. Мы только чуть-чуть порепетировали, а они сразу завибрировали, и оператор говорит: «Давай снимать!». Так редко бывает, когда настолько обнаженно и убедительно. Убедительно — это не то слово. Ты смотришь на этих людей, слышишь, как они разговаривают — и веришь. Большинство диалогов в современном кино по обе стороны Атлантики — это сплошное вранье. Впечатление такое, что сценаристы, прописывая диалоги, не находят времени на то, чтобы их проговаривать. За всем стоит труд. Мы когда учились, один из наших педагогов, Роман Сангин, говорил, что все меряется количеством вложенного труда. Если то, что ты делаешь, можно придумать за то время, что закрываются двери в вагоне метро — то это столько и стоит. То есть даже в нашем фильме в сцене ссоры у моря мы переписывали сценарий на месте, потому что отрепетировав, мы поняли, что это не звучит, тут надо убрать, здесь поменять местами. Актеры вносили свои предложения в процессе съемок? В этой сцене было всё написано. А вот, например, сцена интервью, где Рома и Наташа рассказывают о себе, просто сымпровизирована. Там было всего четыре фразы «Я сначала думала, что он гей», «Я работаю в газовой отрасли, но я не газовик» и еще парочка. А все переходы остальные — это мы на 18 минут включили камеру и сняли одним дублем. Это единственная сцена с импровизацией? Нет, не только. Танец под «Одиночество – сволочь» полностью сымпровизирован. Было такое, что съемочная группа не может собраться от смеха? Нет, дело в том, что опять-таки Захаров очень плохо относился к самодеятельности. Он говорил, что терпеть не может, когда люди сами смеются над тем, что они делают. Потому что нормальный комедиограф не будет над собой смеяться, его может рассмешить только партнер. Поэтому у нас, когда кто-то прерывал вдруг смехом сцену, получал выговор по полной. Соберись, кого ты там насмешил? Сначала надо сделать, а потом уже смеяться. А нарезка с конкурсами — это было почерпнуто из каких-то реальных свадебных роликов? Танец с деньгами потрясающий… Мы нашли видео, там люди танцевали с деньгами, дело было в Челябинске. Это вызвало у нас вполне закономерное замешательство. Но мы поняли, что нам необходим этот эпизод. В эту нарезку мы брали, конечно же, куски из общедоступных роликов в интернете. Там, где человек танцует в костюме младенца, нашел я и попросил сценариста вписать его. Он сказал мне, что это пошлый конкурс и вписывать он его не будет. Варя Авдюшко (художник по костюмам — прим. ред.) нашла фотографию какого-то конкурса, где люди сидят в масках из стаканов. И я говорю «я не знаю, что это такое, но нам надо это сделать». Выбор не примелькавшихся актеров — это концепция или следствие маленького бюджета? Я просто хотел, чтобы это были хорошие артисты, которые могут достоверно сыграть. Я очень хотел на роль отчима Владимира Машкова. Ему понравился сценарий, но мы просто не совпали по рабочему графику. Ну, если у нас будет вторая часть, у меня уже есть эпизодическая роль для него. Вы уже подумываете над второй частью? Да, потому что есть очень классная идея, которая меня греет. Это будет тоже про свадьбу? Нет, конечно. Это будет про эту семью. Есть хорошая неожиданная мысль с продолжением Вам не кажется, что истории с продолжением — это уже немножко моветон? Ну а «Крестный отец 2″? Ну скажите же, ведь слава богу, что сняли вторую часть «Крестного отца»? Я имею в виду, что у вас история законченная… А там просто остается семья, хороший сюжетный ход, «Горько! — 2. Поминки» называется. Мы с Тимуром разговаривали уже и решили, что наверное, только 2 части будет. Мы не хотим делать из этого кино-сериал. Вы взяли на главную роль свою жену, потому что она ваша жена, или потому что она очень талантливая актриса? Это невероятная история, но все что я вам сейчас расскажу — правда. Мы думали, что главная героиня должна быть совсем молодой девочкой лет 18-ти. Начали смотреть первые курсы, но это было совсем плохо. И нашли какую-то девочку, чьего имени я, конечно, не буду разглашать. «Базелевс» нам говорит: «Слушайте, сложный жанр такой, мы раньше мокьюментари не снимали. Снимите какую-нибудь одну историю, похожую на фильм». Я написал сценарий, как на празднующих свадьбу нападает гопник. Воробьевы горы, молодожены и их гости фотографируются, а гопник, перепутавший невесту, начинает избивать жениха за то, что тот якобы отбил у него женщину. А потом уже, когда понимает, что ошибся, извиняется. Мы взяли эту девочку, в качестве жениха приставили к ней нашего сценариста, позвали Сашу Паля. Но нужна еще массовка, человек десять хотя бы, на которую нет денег. Я попросил Юлю приехать помочь. Я ее поставил с продюсером играть пару, в которой мальчик боится вступиться за жениха, а его девушка говорит ему «Ты чего? А ну иди, иди дай ему в морду». Бурец после этого подходит и говорит: «А кто это? Давай ее попробуем». Потому что наша невеста, когда начинали бить ее жениха, просто стояла в растерянности и не знала что делать. Мы записали Юлину пробу, привезли Тимуру, после чего Тимур сказал: «Всё, можете не искать. Мы нашли невесту». То есть с моей стороны не было никакого продвижения. Как вам комедии от тусовки Апатоу? Не видел. Если у меня есть возможность, я стараюсь смотреть только то, что вышло до 60-х годов. А среди современных? Триер выйдет — я посмотрю. А комедии? Комедии нет. Я помню только «Маленькая мисс счастье». Был еще такой странный, на мой взгляд очень смешной фильм «Счастье». Я очень мало смотрю современного. Я смотрю только то, что невозможно не посмотреть. Как я понял, «Гравитация» — один из таких фильмов, поэтому мы пошли его посмотреть. Или там Бэтмен, не последний, а предыдущий. Не смотрю сериалы. Вот мне понравилось очень «Шапито-шоу». Первая часть, про гиперстранника и его спутницу — очень странная история. Мне понравились музыка, танцы, смелость, с которой снят этот фильм. Да, но опять же, у него маленькая аудитория. Для того, чтобы увеличить аудиторию, надо сократить, для начала, длительность фильма, сделать внятнее мотивировки. На самом деле в драме, в искусстве рассказывать историю с помощью актеров, только то остается, что было успешным по-настоящему. Шекспир был народным, Гоцци, Гольдони — народными, Мольер объездил всю Францию, на Расина ломились люди. Эсхилл, Еврипид, Софокл — они же собирали на этой горе десятки тысяч человек. То есть остается только то, что понятно и на уровне сюжета, и на уровне обобщений. Нужно найти баланс. Чтобы кино не было классовым? Мне кажется, что элитарное искусство умирает. Границы между элитарным и массовым стираются. Нет, оно постоянно возникает, потому что всегда есть люди, которые считают, что они такие сложные, они такие умные. «Не все поймут, чувак, не все». Вот кстати по поводу русского кино. У меня был период, когда я смотрел весь артхаус: «Бубен-барабан» , «Счастье мое». Вся эта кинотаврическая борода. Я понимаю, что это какое-то элитарное кино, красивые общие планы, синий автобус долго едет на фоне серого неба. Или маяк стоит одиноко. «Овсянки» и всё вот это. И это псевдо-элитарное искусство. То есть эти люди изначально не хотят, чтобы их смотрели. Да ладно… Им достаточно сотни человек. Они снимают историю, в Локарно съездили, на «Кинотавре» показали — и им достаточно этого. А мне вот хочется с возможно большей аудиторией поговорить. Есть замечательная книга Алексея Бартошевича про Шекспира. Она начинается с документа, согласно которому «Гамлета» ставили в портах моряки еще при жизни Шекспира. То есть это была пьеса, которая интересна ну самым простым людям, ее ставили как детектив. Приезжает Гамлет, убит отец, призрак ему подсказывает, он пытается как-то вывести убийцу на чистую воду. А кто-то, кто сидел в красивых ложах, уже размышлял над пьесой на другом уровне — «быть или не быть» и так далее. Получается, что это возможно. И хотелось бы именно так — быть понятным и интересным любому человеку. «Горько!» вряд ли относится к таким фильмам. Но есть желание двигаться в таком направлении.

Источник