Киношные интервью

 В прокат вышел триллер «Майор» производства киностудии «Рок» – вторая картина Юрия Быкова , который выступил не только в качестве режиссера и автора сценария картины, но также сыграл одну из ключевых ролей и написал саундтрек. Мы поговорили с ним о современном зрителе, ценностях, настоящих художниках и будущем цивилизации. Говорят, что кино создается в голове зрителя, поэтому хотелось бы начать с детали. В «Майоре» есть сцена, где Ваш персонаж (Коршунов) в своем кабинете избивает мужа женщины, чьего ребенка в самом начале картины сбивает машина главного героя (Денис Шведов ). На стене, прямо у него за спиной, висит грамота с надписью «Кодекс чести». Это случайная ироничная деталь или Вы специально оформляли кабинет подобным образом? Когда оформляешь кабинет чиновника, – а следователь все-таки чиновник, — существует некий набор вещей, обязательный для создания интерьера: грамоты, регалии, плакаты, лозунги. С одной стороны – это вещь обязательная, а с другой – там есть некое пространство, которое само себя конструирует, само себя представляет наиболее эффектно и драматично. Ничего специального. Действительно несколько нелепо, что такое происходит на фоне этой грамоты. Но у этого человека должна быть такая грамота. Это несовпадение детали на стене и происходящего в кадре напоминает, что про российскую жизнь часто говорят «похоже на Кафку»… Гоголь все-таки ближе. Ощущение Кафки тоже постоянно возникает. Вам никогда не хотелось сделать фильм-причту? Я, на самом деле, очень приземленный человек, не являюсь серьезным символистом, постмодернистом или авангардистом. Я все-таки ближе, наверно, к Распутину, Шукшину. Другое дело, что я живу в то время, когда цензуры меньше. Могу говорить о тех вещах, о которых говорили бы перечисленные мною писатели и такие режиссеры, как Герман и Панфилов. Но та система координат, в которой они существовали, не позволяла им так остро и открыто говорить на такие темы. Есть вещи в жизни, которые устроены так, как они есть, а не по-другому. Есть и юмор, и ирония, и трагедия. И это все очень органично в жизни пересекается, просто нужно уметь это запечатлеть, увидеть и передать. Были ли какие-то режиссеры, которые подтолкнули вас к профессии? К профессии меня никто не подталкивал. Я пошел в кино, потому что изначально считал, что это самый публичный вид искусства, а я хотел сказать то, что хотел сказать, на большую аудиторию. Потом уже, естественно, занимаясь освоением профессии, я ориентировался на кого-то. В основном это советские режиссеры – Бондарчук-старший , Панфилов, Герман, Балаян. Актерский опыт помогает в режиссуре? Да не особо. Я и актер, по большому счету, самоучка. Вообще, искусству научиться нельзя, это действительно так. Чтобы не говорить общие фразы, я вам скажу, что не просто нельзя научиться искусству, а вообще учить не надо. Надо подсказывать, быть наставником. Талант пробьется? Образование имеет одно очень важное отягчающее обстоятельство – оно может зашорить человека. Сейчас, когда все стремительно меняется, образование в принципе не успевает за этими изменениями. Я беру оператора-самоучку, потому что он гораздо больше знает, чем средний ВГИКовский оператор. Это не упрек, но если оператор во ВГИКе приобретает те же знания, что и Кирилл (Клепалов, оператор фильма «Майор» — прим.автора) каждый день, – замечательно. Просто он их приобретает, в любом случае, на стороне. Потому что во ВГИКе нельзя приобрести те знания, которые сейчас необходимы для той динамики, что сейчас есть в цеху. Сейчас, когда появился Интернет, говорить об образовании серьезно, мне кажется, глупо, потому что люди, которые хотят что-то узнать и познать, могут эту информацию получить гораздо быстрее. В «Майоре» есть две вещи, которые в российском кино с недавних пор запрещено делать: в нем курят и ругаются матом. Можно и не курить, и матом не ругаться. Другой вопрос, что это проблемы не решает. Кино, которое мы считаем для себя приоритетным, не нужно на большом экране. Оно не нужно и на телике. Оно вообще не нужно. Мы живем в мире развлечений, эпоху энтертеймента: видеоигры, интернет, порнографические сайты. Знаете, кто занимается настоящим искусством? Люди, которых мы практически не знаем. Молодые писатели, поэты, которые делают то, что они делают, если не за копейки (это еще слава богу), то вообще бесплатно. Тот золотой век, который мы приводим в пример, – это были люди, которые сидели и нифига не делали. Дворяне или мещане. Люди, которые обеспечены, у которых есть время писать. Сейчас жизнь стремительна, в ней нужно заработать кусок хлеба, а настоящее никому не нужно, потому что все есть маска, образ, журнал или глянец… Все сейчас образ, внешнее. Тем не менее сейчас наблюдается тенденция, что в Интернете есть определенный процент людей, которые выпадают из этой закономерности, которые смотрят те фильмы, которые никто не смотрит. В Интернете другая опасность – там огромное количество контента. Когда кинотеатр один или когда ты кино не можешь посмотреть по телику, то ты идешь на тот фильм, который предлагают, и в итоге его смотришь. Когда у тебя Интернет – куча сайтов, торрентов, – ты можешь посмотреть, а можешь и не посмотреть. Сейчас, чтобы заявить о себе, недостаточно снять картину. Порой рекламные бюджеты в десятки раз больше, чем бюджеты самих картин. Мы живем во время, когда любой, кто занимается чем-то настоящим, он, в принципе, альтруист. Я еще пока балансирую. Фильм «Майор» — это триллер. Есть какие-то вещи, из-за которых это кино все еще прокатное. Но я вас уверяю, что следующую мою картину, если я вообще до этого дорасту или доживу, и мне захочется сказать очень тонко и глубоко о чем-то серьезном и непопулярном среди молодежи или людей, которые живут такой размеренной, комфортной жизнью, просто никто не увидит и не услышит. Это не то что бы печально, но довольно пессимистично. Никаких иллюзий быть не должно. Для Вас важно, чтобы тема, на которую Вы снимаете была больной? Запал кончается. Батарейка такая, юношеская. Ну прокричал один раз, второй, а потом уже голос болит. Вы поймите, какая штука: я делаю то, что делаю, пока я в том эмоциональном состоянии и в том возрасте, в которых сейчас нахожусь. Люди же настолько изменяются… У меня нет иллюзий на этот счет. Слава Богу, кто-то посмотрел, кто-то оценил. Но Вы же сами видите, это не Политехнический музей, когда зал ломился, не 60-е годы. Как ни печально, чтобы зал ломился – нужны звезды. Зритель идет «на лицо». И звезды не спасут. Есть только Даня Козловский , на него пойдут – у него высокий авторитет доверия. У него в принципе три удачные картины: «Духless» , «Шпион» и «Легенда №17″. Заряди Машкова – никто не пойдет, все пойдут на «Тихоокеанский рубеж». Сейчас и лица никому не нужны, нужны роботы. Помолодела аудитория прокатная. Но все эти картины с бюджетом по четыреста миллионов долларов провалятся. Четыре голливудские студии будут складываться вместе, снимать черт знает что, это черт знает что будут показывать в течение года, , как мюзикл, чтобы отбить бюджет. Не будет кино прокатного, чтобы прийти и посмотреть на живых людей. Или появятся элитные клубы, где билет будет стоить, как в театр – пятнадцать тысяч рублей. Только кому все это будут показывать? Вот, например, почему я не люблю театр? Потому что для похода в театр нужно время, деньги, надо одеться, поэтому в театре нет того человека, с которым мне хочется разговаривать. Нет Лехи, Васи и Петровича, до которых хочется достучаться: Алё, посмотри на себя в зеркало! А в театр приходят какие-то люди, у которых уже сформировались вкусы. Я смотрю на свое творчество достаточно пессимистично. Я являюсь единицей, которая проживает жизнь параллельную тем катастрофическим изменениям, которые буквально в ближайшее время заставят нас серьезно пересмотреть систему ценностей. Название вашей предыдущей картины – «Жить» — наводит на мысль о Василии Сигареве , тоже не самом веселом режиссере, который в прошлом году снял картину с аналогичным названием. У меня повеселее – хотя бы стреляют. Как мне кажется, в российском кино есть авторы (хотя у нас и принято кривить нос при словосочетании «авторское кино»), есть те, кому есть, что сказать. Не только ради денег, но ради каких-то других целей. Это очень трудный вопрос. Скажешь, что есть авторы, а потом подумаешь: авторы есть – зрителя нет. Причем не того зрителя, которому интересно то, что снимает, допустим, Василий, а зрителя в принципе, который мог бы смотреть. Но у него глаза устают. Ну, неинтересно. Авторы-то есть, но публика – все какой-то «шварц». Я к своей публике отношусь с уважением, но очень часто — скептически. В какой-то передаче видел, как к Вуди Аллену подходит мужик и говорит: «О, мы все вас очень любим». – «Кто все, вы же один?». — «Нет-нет», — говорит, – «вся Германия». – «Герман?» — «Нет, Германия». – «Вся страна? ****** людей». Надо относится к этому с определенной долей иронии. Было время, когда «Они сражались за Родину» выходил в прокат, и все на него шли. Были фильмы, которые не выходили в прокат. Хорошие фильмы, такие как «Мой друг, Иван Лапшин». Есть мнение, что все самые лучшие советские фильмы не выходили в прокат. Ну, не все. Вы поймите правильно, есть фильмы сугубо элитарные и при этом хорошие, которые трудно смотреть основной массе, а есть фильмы искренние. Ну что, «Калина красная» плохой фильм, что ли? Когда человек искренне рвет в себе жилы. И он имеет на это право, это не пафосно, я действительно ему верю, потому что он на этом теплоходе в финале «Они сражались за Родину» умер от разрыва сердца. Но он — народный режиссер. Тогда были народные режиссеры, артисты, темы. Народ ходил, смотрел в глаза этих артистов, плакали всей страной. Сейчас даже этого нет. Вот ты снял что-то осмысленное – ты уже элитарен, потому что никто не пойдет тебя смотреть. Я не то, чтобы неуважительно отношусь к своему поколению, но мы живем в эпоху, когда Бога нет. Как в «Сталкере» у Тарковского – «в каждом доме жил домовой, в каждой церкви — Бог». А сейчас — iPhone, iPad. И понятно, что нужно успеть на электричку, заработать на машину и съездить на Гоа. Сейчас кратковременные интересы. Нет того вопроса, который был у Юрия Живаго: «Почему Вы и при большевиках живете хорошо, и при царе жили хорошо, и потом будете жить хорошо?». А ему оппонент и отвечает: «Потому что я не очень верю в загробную жизнь». Это нормальный ответ, не злого или отрицательного персонажа, а человека, у которого есть логика. Если я живу тем, что я хочу заработать денег и смотаться на Гоа, то мне вообще по барабану, что там происходит со страной. Моя страна – это я сам и мой карман. Скоро и стран не будет, и этносов не будет. Будем жить на одной поляне и кормить друг друга высококлеточными наркотиками, чтобы спасаться от депрессии. Все как в футуристических книгах — пожалуйста. Потом обвал – и заново в поле, будут рождаться новые государства. Мне трудно представить зрителя, который выйдет с показа фильма «Майор» и скажет, что ему понравился фильм, потому что это кино жесткое, близкое к действительности. Каждый если не попадал в такую ситуацию, то хотя бы задумывался, что может оказаться на месте персонажа, который кого-то сбил, или которого сбили, или оказаться родственником пострадавшего. Но, наверно, есть шанс, что кто-то выйдет с сеанса с мыслью «А ведь такое действительно происходит». Но если он кому-то посоветует посмотреть картину, ему скажут «Мы все это знаем, не хотим еще и в кино на это смотреть». Тут, возможно, есть небольшая ошибка с Вашей стороны. Вы же видели «Семь» Дэвида Финчера? И «Жить» Васи Сигарева? Какое кино более динамичное? Естественно Финчера, потому что он клипмейкер. Вот я и говорю, что, возможно, Вы не совсем правы, хотя, возможно, я ошибаюсь. Дело в том, что в российском понимании «чернуха», как ни странно, очень тесно связана с арт-хаусом. Хотя в исконном понимании, это когда мрачный сюжет, драматичные события, много крови и так далее. Арт-хаус, я Вам скажу, не всегда чернушный, но всегда скучный. Поэтому всегда есть опасность, что кто-то кому-то по «сарафанному радио» скажет, что это мрачное кино. Но, кстати, не забывайте, что фильм «Бумер» тоже был достаточно мрачный. Здесь почти та же самая ситуация, потому что поднимаются глубокие социальные проблемы, они обобщаются, но все равно это триллер. Если так сформулировать, то «Сходи – посмотри, но до конца не сиди». Так сказал Тимур (Бекмамбетов – прим.автора). Почему копий много? Если бы это был чистый арт-хаус, то было бы три копии и полтора торрента, а это все-таки триллер – здесь много тестостерона, жестких, динамичных ситуаций, выяснение отношений между серьезными, волевыми, харизматичными персонажами и так далее. И это компенсирует ту мрачность, о которой Вы говорите. Я звезд с неба не хватаю, но есть две составляющие, на которые я надеюсь: на жанр и остросоциальную тематику. Есть проблема, но ее нужно смотреть-обсуждать, потому что она заинтересовывает. Вы сказали, что хотите снять картину про ЖКХ (под названием «Дурак» — прим.автора). Расскажите поподробнее. Простой парень понимает, что рушится старое общежитие, и пытается противостоять мэрии города. Которой выгодно снести здание? Нет, там, наоборот, никто сносить не хочет. Хотят замолчать, что в течение ночи может рухнуть дом. И погибнет большое количество людей. Он, понимая это, предъявляет претензии мэрии, а у нее нет средств, чтобы вывезти людей. Потому что их нужно расселять, а расселять некуда, потому что бюджета нет по понятным причинам. Это тоже будет реалистичное кино? Ну, да. Василий Сигарев сейчас снимает третий фильм – комедию, у Вас нет желания попробовать себя в этом жанре? Понимаете, я не режиссер. Я может быть артист какой-нибудь или сценарист, но не режиссер. Я человек, который снимает темы. Мне надо снять на эту тему. Мне не хочется снимать комедию. Зачем? Чтобы кому-то доказать, что я могу снимать комедии? Я лучше сниму следующую картину – трагедию. В этом смысле я не ремесленник. Василий может снимать комедию, а я просто не смогу этого сделать, потому что мне не весело.

Источник